Отец прочёл письмо и разрешил поехать, но только не надолго. Я вышел от него вечером. Дождался троллейбуса и доехал на нем до окраины Города. Там меня ждала мягкая двуколка (на кучера я внимания не обратил; что, вероятно, особенность одной из моих прежних жизней). Она довезла меня до заросшей камышом речки. Светало. У берега меня ждала длинная шаткая лодка (возможно долблёнка) с гребцом (одно весло), одетым во всё белое (суконные штаны и длинная рубаха). Когда я уселся, мы тронулись. Путь наш был по заводям и протокам. Часа через два мы подошли к зелёному острову почти без деревьев. Я увидел несколько конусовидных шалашей из хвороста и множество оживленно общающихся белолицых людей в белых одеждах. Женщин среди них не помню кроме одной: у берега меня ждали те, прежние, родители: пожилые, но стройные. Им на вид было под 40. Отец в таких же, как у моего проводника, штанах и рубахе. Мать в белом простом платье и платке, завязанном сзади на голове. На лицах у них было горе, смешанное с радостью от моего приезда.
Мы обнялись и затем подошли к одному из шалашей. Конструкция на вид была временная. Из шалаша вышел мой брат. Он был высок (выше меня), красив и румян – настоящий богатырь. Одет он был так же как и все. Из деталей запомнились чёрные как смоль волосы стриженные “под горшок”. Он был не связан. Мы обнялись. Затем он обнялся и попрощался с родителями. После этого из того же шалаша вышла пара мужчин, и мы пошли к месту казни. Оно было в нескольких шагах от шалаша. Трава не росла на этом хорошо вытоптанном пяточке. Дальше начинался “лес” из хилых берёз и осин.
Брат встал на колени, опустился на пятки, а один из сопровождавших встал сзади него. Остальные, включая ближайших родственников, расположились по кругу, опустившись на колени в полуметре от него и положили себе на колени свежевыструганные дощечки. Я знал, что на них брызнет кровь брата, и далее мы должны будем совершить с ними какой-то обряд. Я старался не смотреть на казнь. Кровь брата, брызнувшая на мою дощечку и мои белые одежды, разбудила меня. До сих пор мне горько это вспоминать.
Весь обряд оставил ощущение жертвоприношения у древних славян. Я пытался навести справки о возможности таких обрядов даже в этнографическом музее в Ленинграде, где тогда жил, но безрезультатно. Только год назад моя жена вычитала в книге “Представления о смерти и локализация иного мира …” (Языки славянской культуры, Москва, 2002), что древние славяне практиковали человеческое жертвоприношение. Из других источников мне известно, что из своих на встречу с богами посылали лучших.
(Следующий), (Дефрагментация памяти), (Содержание)
Journal information